Отряд полкового комиссара должен был по сигналу от Северных ворот начать движение следом за нами. Таким сигналом была серия из трех красных и трех белых ракет. В его отряд входили остатки полков и остальных подразделений гарнизона крепости.
Прикрывать отход в крепости оставались добровольцы, тяжелораненые и те, кто не захотел покидать крепость.
В связи с поставленными задачами, несмотря на беспокоящий артиллерийский огонь врага, мне пришлось ночью в срочном порядке направить всех «егерей», снайперов с группами поддержки и радистами на Северный остров. Они должны были обеспечить беспрепятственное прохождение моего отряда к своей цели.
Ночь прошла в тревожном ожидании. Каждый выстрел на Северном острове отзывался в душе. Чтобы отвлечь бойцов, пришлось заставить их готовиться к прорыву: чистить оружие, готовить боеприпасы, вещмешки и маскхалаты, значительное количество которых мы набрали на складе разведбата. Хватило по несколько комплектов на каждого бойца отряда. В установленное время все группы вышли на связь и доложили, что они заняли ранее оговоренные позиции. С сердца просто камень упал. Было несколько боестолкновений с разведгруппами и дозорами противника в районе Домов начальствующего состава и Западного редюита. Но «егеря» и снайпера вышли победителями, потеряв всего нескольких человек – выучка у моих бойцов оказалась выше. На такой успех я даже и не рассчитывал. Следующий сеанс связи должен был состояться только поздним вечером.
В литературе, что раньше приходилось читать, прорывам из крепости уделялось мало внимания. Просто шла констатация факта, что был прорыв, и все, а как, куда, какими силами – очень мало. Более или менее картину можно было восстановить по отрывочным мемуарам защитников. Главное, что я вынес из прочитанного, – это то, что не надо рваться по наикратчайшему направлению – через Восточные ворота. Там рядом проходит «танковая дорога» немцев. По ней идут основные силы врага, что, естественно, приводило наших бойцов к плену и смерти. А вот тем, кто прорывался через район Северных ворот, везло больше. Именно поэтому я на совещании и настаивал на этом направлении удара с последующим уходом отрядов в Беловежскую пущу.
Новый день начался с обычного обстрела цитадели. В ответ мы из орудий обстреляли и разогнали несколько штурмовых групп немцев, пытавшихся приблизиться к нашим позициям. Один из снарядов «полковушки» угодил в самую гущу врага, собиравшегося у внешней подковы Западного редюита. Осколок, видимо, попал в бак огнеметчика, так как пламя долго бушевало в том районе.
Отличились артиллеристы и при обстреле «Бригидок». Немцы под прикрытием обстрела крепости попытались вывести из тюремного корпуса находившихся там пленных поляков. Наблюдатели, заметив непонятную активность немцев в том районе, сообщили на батарею. Тимофеенко не замедлил обстрелять их из своего орудия, выпустив в тот район в общей сложности два десятка снарядов. Накрытие было полным. Немцы и поляки брызнули в разные стороны, ища укрытие. А их артиллерия ввязалась в контрбатарейную борьбу, безуспешно посылая снаряд за снарядом в предполагаемое месторасположение орудия. Откуда же им было знать, что орудие, буксируемое легким танком, давно покинуло огневую позицию.
К вечеру немцы успокоились и через громкоговорители предложили переговоры. Они состоялись около Трехарочного моста.
Мне снова пришлось идти на встречу в качестве парламентера. Со мной пошел тот же трубач, что был и на первой встрече. В качестве ассистента выступал немного знающий немецкий язык замполитрука из 84-го полка, по такому случаю одетый в командирскую гимнастерку со знаками различия лейтенанта. Преодолев мост, мы остановились у вала над хлебозаводом. На вершине валов еще в первый день обороны были устроены дзоты, и теперь оттуда в сторону врага смотрели стволы трофейных «МГ».
На переговоры немцы приехали от Северных ворот на открытом «кюбеле» в сопровождении мотоциклиста. В качестве переговорщиков выступали майор и знакомый по прошлому разу капитан из разведбата. Майор был из штабных и совершенно не стеснялся наличия шифровки на погонах. Похоже, что наши ставки значительно выросли по сравнению с прошлым разом, раз такие люди прибывают на переговоры. Видно, что мы им сильно насолили, держа дивизию у стен старой крепости.
Как и в прошлый раз, немцы предложили сдачу гарнизона и уборку трупов. Наш ответ на предложение о сдаче был отрицательным. А вот насчет уборки трупов никто не возражал. В принципе, нам убирать было некого, так как своих павших мы ночью убрали, но время потянуть стоило. У нас все было готово, и вышедшие бойцы приступили к поиску погибших на берегах Мухавца. Немцы же подошли основательнее. Они пригнали грузовую автомашину с подъемником и санитарный автобус. Из них выгрузилось десятка полтора солдат, ставших лазить между редюитами и собирать трупы. Еще несколько человек в брезентовых передниках и рукавицах при помощи подъемника выгружали обожженные трупы из танков.
Майор с интересом разглядывал нас. Гауптман, на правах знакомого, попытался нас разговорить и убедить в бесполезности сопротивления, так как наши войска отброшены в глубь страны и помощи нам ждать неоткуда. Пришлось признаться, что мы знаем положение на фронте. Тогда нам предложили отпустить из крепости раненых, женщин и детей. Давили на жалость и необходимость лечения раненых. А еще просили разрешения собрать трупы своих солдат в цитадели. Обещали нам за это все сразу и оптом, но мы стояли на своем. Замполитрука в ответ возмущенно пыхтел и пытался что-то сказать, но подчиняясь моему взгляду, сдерживал себя. Зачем конфликтовать на словах, показывать врагу свои эмоции, когда для этого есть винтовки со снайперским прицелом? Перемирие закончится – и показывай свои эмоции сколько хочешь. А пока засунь свою гордость куда подальше и терпи.