Источник, работающий в министерстве хозяйства Германии, сообщает, что произведено назначение начальников военно-хозяйственных управлений «будущих округов» оккупированной территории СССР, а именно: для Кавказа – назначен АМОНН, один из руководящих работников национал-социалистической партии в Дюссельдорфе, для Киева – БУРАНДТ – бывший сотрудник министерства хозяйства, до последнего времени работавший в хозяйственном управлении во Франции, для Москвы – БУРГЕР, руководитель хозяйственной палаты в Штутгарте. Все эти лица зачислены на военную службу и выехали в Дрезден, являющийся сборным пунктом.
Для общего руководства хозяйственным управлением «оккупированных территорий СССР» назначен ШЛОТЕРЕР – начальник иностранного отдела министерства хозяйства, находящийся пока в Берлине.
В министерстве хозяйства рассказывают, что на собрании хозяйственников, предназначенных для «оккупированной» территории СССР, выступал также Розенберг, который заявил, что «понятие Советский Союз должно быть стерто с географической карты».
Верно: Начальник 1-го Управления НКГБ Союза ССРФитин
АП РФ. Ф. 3. Оп. 50. Д. 415. Лл. 50–52. Имеется резолюция: «Т[овари]щу Меркулову. Можете послать ваш «источник» из штаба герм[анской] авиации к…… матери. Это не «источник», а дезинформатор. И. Ст[алин]». Подлинник». (Взято из сборника документов «1941 год», т. 2. Документ № 570.)
Отослав за остальными Метелкина и выставив охрану, занялся предварительным допросом пленных. Помогали мне в этом Ерофеев и Максимов. Разведя пленных в разные стороны, начал с раненого. Жалеть я никого не собирался. Чем меньше останется в живых, тем лучше – реже в спину будут стрелять. О чем и сообщил ему на нормальном русском языке. Пленный сделал вид, что ничего не понял. Но мой русский шовинизм совершенно не впечатлился его непониманием, а занялся делом. И свершилось чудо! Оказывается, среди поляков много знающих русский язык, если не в совершенстве, то во всяком случае понимать и, главное, говорить на нем могут. Сначала пленный кричал что-то об ошибке, о том, что он вообще тут ни при чем, а честный местный пейзанин, пошедший на охоту, и т. п. и т. д. Я его послушал пару минут, так, для интереса. В другое время, возможно, даже поговорил с ним о славянской взаимопомощи и вопросах гуманизма, но сегодня как-то совершенно на это не был настроен. Вместо слов слегка надавил на больное место. Это помогло, и болезный начал «петь». Причем хорошо так «пел», что я еле успевал записывать. Обо всем, что знал, о том и рассказывал: о базе, связниках, членах и командовании группы. К возвращению Метелкина и остальных в блокноте появилось немало заполненных мелким почерком страниц. Оставалось только проверить сведения у остальных.
Легко ли это мне далось? Да как вам сказать… Особо не вспотел, несмотря на яркое солнце и теплую погоду. Записи пополнились и уточнились. Запирающихся не было. Нет, некоторые несознательные пытались, конечно, показать свой великопольский гонор, но быстро сдулись. Боль, она ведь отрезвляет, а обещание лишить некой важнейшей части мужского достоинства с прикосновением к этому самому достоинству остро заточенной стали быстро прочищает мозги и улучшает память.
Сведения были очень интересными и ценными. В районе стрельбища находилась еще одна группа наблюдателей, переместившаяся туда утром с перекрестка дорог. Именно их следы нашли Максимов и Одинцов. На базе оставалось еще шесть человек во главе с командиром, остальные жили по домам. Связь с ними поддерживали связные. В принципе, на этом можно было бы и закончить наши похождения. Но мое беспокойство вызывала вторая группа и ее нахождение у нашего учебного места. Ведь большой сложности устройство минной ловушки не имеет. А установка на маршруте движения взвода нескольких растяжек или немецких прыгающих мин много времени не займет. Не знаю, как у поляков со шрингминами, но гранаты у них точно есть. Так что придется по горячим следам брать и вторую группу. Тем более что до вечера их никто не хватится и с проверкой не придет.
Собрав сержантов и старших пар, обрисовал им сложившуюся обстановку. Решение было, думаю, вам понятным. Парни словили кураж и останавливаться на достигнутом не собирались. Брать, и точка. Выслав вперед для разведки две пары наших «егерей» – Ерофеева, Максимова, Одинцова и Метелкина. С остальными занялись пленными и подготовкой засады. Сделали из поляков подобие бабочек и положили их в кустиках дышать свежим воздухом через тряпочку, под надзором оставшихся в засаде четырех человек. Затем мы двинулись к стрельбищу. Идти было недалеко.
Шли мы неторопливым размеренным шагом, с соблюдением всех мер предосторожностей, давая возможность разведке найти поляков. Тем более что, как их искать, пленные рассказали.
На полпути нас перехватил Метелкин. Поляков нашли, было их пять человек. Нашли случайно, заметив сидящего на дереве человека с биноклем. Второй в качестве часового контролировал окружающую обстановку. А остальные, расположившись в сторонке среди подлеска, развлекались игрой в карты. На вооружении у них винтовки и ручной пулемет «MG-34». Оставив группу на месте, в сопровождении Дмитрия передвинулся к разведке.
«Егеря» разместились среди молоденьких сосенок. Ерофеев подсказал, куда смотреть. До поляков было не более пятидесяти метров. В бинокль было хорошо видно картежников, залегшего на высотке часового, а среди ветвей наблюдателя. Со стрельбища доносились редкие выстрелы. Брать еще пленных, в общем-то, не имело смысла. Все, что надо, мы узнали. Да, поляки нас слегка обманули с количеством находящихся здесь, но, возможно, они сами всего не знали. Так что можно дать возможность потрудиться снайперам. Послав Метелкина за остальными, остался наблюдать за поляками.